Путин – легенда.

[drey_scherfeld]

Originally published at Somnenie.com. You can comment here or there.

putin-legenda

Недавно посмотрел фильм «Я легенда» с Уилл Смитом в главной роли. После просмотра фильма как и всегда начал читать первоисточник – книгу Ричарда Метисона. Естественно книга оказалась интереснее. Естественно «ради кассы» и учитываю «толерантность» актёра сделали негром, военным врачом, а для «пущей безлюдности» принесли всё в Нью-Йорк. Но это всё «цветочки». Как всегда сценаристы вывернули весь смысл книги наизнанку. В книге ( как и в жизни) всё проще и вместе с тем ужаснее….

Роберт Нэвилль единственный человек выживший после пандемии уничтожившей всё человечество, а оставшихся превративший в зомби. Этакая предтеча к Last Of Us, но только про одного  человека. И вот герой книги начинает делать то, что сделал бы каждый нас на его месте – пытаться выжить. Обшивает дом фанерой и обвешивает чесноком дабы к нему не пробрались, ремонтирует генератор т.к. электричество нужно больше для холодильника и хранения продуктов, чем для света. И пытаясь выжить постепенно дичает. Единственное живое существо встреченное им за продолжительное время это собака и то сдохшая от «пытки приручения»

В общем ситуация уже изъезженна всем вдоль и поперёк если бы не один факт – книга написана в середине сороковых и под неё подведена отличная научная база. Я бы сказал даже превосходная. Постепенно устав от одиночества и выпивки решает выяснить причину произошедшего и набрав кучи книг по медицине от биологии до эпидемиологии выясняет, что всё немного иначе. Медикам и желающих повязать себя с медициной рекомендую, благо книга не очень большая. 

И постепенно к нему в его «каждодневное одинокое безумие» «засылают шпиона» и ловят…

 

«Сначала я думал, что колышек должен пронзить сердце, – говорил он. – Я верил в легенду. Но потом я убедился, что это не так. Я вколачивал колышек в любые части тела – и они все равно погибали. Так я пришел к выводу, что они умирают просто от кровотечения, от потери крови. Но однажды…
И он рассказал ей о той женщине, распавшейся у него прямо на глазах.
– Я понял тогда, что есть что-то еще; вовсе не потеря крови, – он продолжал, словно наслаждаясь, декламируя свои открытия. – Я долгое время не знал, что делать. Буквально не находил себе места. Но потом до меня дошло.
– Что? – спросила она.
– Я раздобыл мертвого вампира и поместил его руку в искусственный вакуум. И под вакуумом вскрыл ему вены. И оттуда брызнула кровь. – Он замолчал на время. – Вот и все.
Она уставилась на него.
– Не понимаешь, – сказал он.
«– Я… нет, – призналась она.
– А когда я впустил туда воздух, все мгновенно распалось.
Она продолжала смотреть на него.
– Видишь ли, – пояснил он. – Этот микроб является факультативным сапрофитом. Он может существовать как при наличии кислорода, так и без него. Но есть большая разница. Внутри организма он является анаэробом, и в этой форме он поддерживает симбиоз с организмом. Вампир-хозяин поставляет бациллам кровь, а они снабжают организм энергией и стимулируют жизнедеятельность. Могу, кстати, добавить, что именно благодаря этой инфекции начинают расти клыки, похожие на волчьи.
– О?!
– А когда попадает воздух, – продолжал он, – ситуация изменяется стремительно. Микроб переходит в аэробную форму. И тогда, вместо симбиотического поведения, резко переходит к вирулентному паразитированию. – Он сделал паузу и добавил: – Он просто съедает хозяина.

«– Значит, колышек… – начала она…
– Просто проделывает отверстие для воздуха. Разумеется. »

 

 

        «– Но почему тогда ты не ушел, не сбежал? Он попытался говорить, но слова путались, сталкиваясь, словно кегли, фразы распадались.

        – Я… Не мог, – пробормотал он. – Я едва не ушел… Несколько раз… Однажды… Я собрался и пошел… Но не смог… Я не смог уйти… Я слишком привык… К этому дому. Это была привычка. Больше, чем привычка… Это была моя жизнь. Я так… Так привык…

        

        – Ваша страна… Ваше общество… Очаровательны. – Его хватало только на хриплый сипящий шепот. – Кто были эти… Эти бандиты… Которые пришли за мной? Это… Слуги закона?.. – Ее взгляд оставался бесстрастным. Она стала другой, – внезапно подумал он.

        – Всякое новое государство в начале своем бывает примитивно, – сказала она. – Ты и сам должен понимать это. Мы в каком-​то смысле подобны революционерам. Мы – группа людей, насильственно овладевшая властью. Но другого пути нет. А насилие – оно и для тебя не чуждо: тебе тоже случалось убивать, и не однажды.

        – Только… чтобы выжить…

        – И мы убиваем исключительно по той же причине, – спокойно сказала она, – чтобы выжить. Мы не можем существовать бок о бок с мертвецами. Мозги у них не в порядке, и ими руководит единственная цель – ты знаешь, они больше ни на что не способны. Поэтому они должны быть истреблены. Равно как и тот, кто убивает без разбору и живых, и мертвых, – я знаю, ты поймешь меня.

        Невольный глубокий вздох, долгий и прерывистый, перевернул ему все внутренности, и боль пробуравила его, добираясь до самых отдаленных уголков тела. Его передернуло, взгляд затуманился, глаза заволокло болью. Туман застил его сознание.

        Это скоро кончится, – мелькнула мысль. – Должно скоро кончиться. Все равно так долго не протянуть.

        Смерть не пугала его. Конечно, он по-​прежнему не мог принять мысль о смерти как неизбежность, но страха перед ней не было.

        Боль, до краев наводнив его сознание, медленно отхлынула, и туман рассеялся. Он снова взглянул: ее лицо было абсолютно спокойным.

        – Может быть, и так, – сказал он. – Хотелось бы верить. Но… Ты бы видела их лица… Когда… Когда они убивают. – Он судорожно сглотнул. – Это наслаждение, – прошептал он, – они наслаждаются.

        Она улыбнулась – сдержанно, отчужденно. Да, она изменилась, – подумал он. – Совсем изменилась.

        – Видел ли ты когда-​нибудь свое лицо, – спросила она, – когда убивал?

        Наступила пауза. Она промокнула ему пот со лба и продолжала:

        – А я видела; Это было ужасно. Впрочем, ты даже не убивал меня. Ты просто гнался за мной.

        Он закрыл глаза. Что толку ее слушать, – подумал он. – Она обязана служить атому новому строю и будет покрывать его жестокость, раз уж присягнула ему.

        – Да, возможно, ты видел наслаждение на их лицах, – сказала она. – И это не удивительно. Они еще молоды. И это их работа – убивать. Это их функция. Их призвание. Они признаны законом, они делают свое дело – и их уважают за это. Можно ли их осуждать? Они всего-​навсего люди – да, да. И люди могут заблуждаться.

        И людей можно приучить убивать и наслаждаться этим. Все это давным-​давно известно, и ты это прекрасно понимаешь.

        Он поднял взгляд. Ее улыбка была принужденной, неестественной. Она улыбалась так, как улыбается женщина, пытающаяся переступить в себе женщину в угоду своему новому посвящению.

        – Роберт Нэвилль, – произнесла она. – Последний. Последний представитель старой расы. Он напрягся.

        – Последний? – пробормотал он, вдруг ощущая захлестнувшую его волну тоскливого, беспредельного одиночества.

        – Насколько нам известно, – небрежно сказала она. – Ты оказался единственным в своем роде. Поэтому в нашем новом обществе не будет проблем с такими, как ты.

        Он взглядом показал на окно.

        – Там… – проговорил он, – толпа?..

        Она кивнула.

        – Они ждут.

        – Моей смерти?

        – Казни, – поправила она. Что-​то сжалось у него внутри, когда он снова взглянул на нее.

        – Наверное… тебе не стоит здесь задерживаться, – сказал он холодно. В его хриплом голосе не было страха, в нем сквозило пренебрежение.

        Их взгляды встретились, и что-​то будто надломилось в ней. Она побледнела.

        – Я знала, – с тревогой сказала она. – Я знала; что ты не испугаешься.

        Она импульсивно взяла его руку в свою.

        – Когда мне сказали, что уже отдан приказ, я сначала хотела пойти предупредить тебя. Но потом поняла, что если ты все еще там, все еще не ушел, то тебя ничто уже не заставит уйти. Я могла бы устроить тебе побег, когда тебя схватят, но потом узнала, что в тебя стреляли, и поняла, что побег теперь невозможен.

        Она чуть-​чуть улыбнулась.

        – Но я рада, что ты не боишься, – сказала она. – Ты храбрый. Очень храбрый, – он услышал в ее голосе нежность, – Роберт.

        Они оба помолчали, и он ощутил ее рукопожатие.

        – Как тебе удалось… пройти сюда? – спросил он.

        – У меня довольно высокое звание, – ответила она. – Новое общество делится на касты, и я принадлежу к высшей.

        Он пошевелил рукой, словно возвращая ей прикосновение.

        – Только нельзя… Нельзя… – Он закашлялся кровью, – Нельзя, чтобы… Чтобы оставалась только жестокость. Бездушие… Голый расчет… Этого нельзя допускать.

        – Но разве я могу, – начала она, но остановилась, встретив его взгляд. – Я попытаюсь, – сказала она и слабо улыбнулась.

        Он снова терял нить разговора. Боль копошилась в его внутренностях, словно там резвился какой-​то хищный зверек.

        Руфь склонилась над ним.

        – Роберт, – сказала она. – Пожалуйста, послушай меня. Тебя будут казнить. Несмотря на то, что ты тяжело ранен. Они вынуждены будут сделать это. Эта толпа простояла там всю ночь. Они ждут. Они боятся тебя, Роберт. Ненавидят. Она требуют твоей смерти.

….

        Вцепившись руками в оконную раму, он глядел вниз. Улица была полна народа. Было раннее утро, еще не отступили ночные сумерки, и люди копошились внизу серой массой, издавая звук, похожий на гудение, словно скопище насекомых. Вцепившись бескровными пальцами в решетку, он лихорадочно вглядывался в них, пытаясь разглядеть их лица. И вдруг кто-​то заметил его.

        Мгновенный ропот прокатился по толпе, раздалось несколько криков, и все стихло.

        Наступила тишина, словно толпу накрыли плотным одеялом. Они стояли и все, как один, смотрели на него, обратив к нему свои бледные лица. А он глядел на них. И вдруг он понял: это же я не в норме, а не они. Норма – это понятие большинства. Стандарт. Это решает большинство, а не одиночка, кто бы он ни был.

        Это внезапное откровение соединилось в нем с тем, что он видел их лица, искаженные страхом, ужасом, ненавистью, – и он ощутил, как они боятся его, как он ужасен. Он – чудовищный выродок. Для них он куда опаснее той инфекции, жить с которой они уже приспособились. Он был монстром, которого до сих пор никто не мог поймать, никто не мог увидеть. Доказательством его существования были лишь окровавленные трупы их близких и возлюбленных – он ощутил и понял, кем он был для них, и глядел на них без ненависти.

        Он сжал в пальцах пакетик с пилюлями.

        Хватит жестокости. Хватит насилия. Пусть его смерть не станет еще одним кровавым спектаклем.

        Роберт Нэвилль глядел на новых людей, владевших этим новым миром, и знал, что ему нет среди них места.

        Он знал, что, как и вампиры, он стал проклятьем, ночным кошмаром. Он нес людям ужас и страх, и его следовало уничтожить. И все происходящее представилось ему повторением прошлого, только вывернутым наизнанку. Он вдруг увидел происходящее с той кристальной ясностью, которая все расставляет по своим местам, и ощущение понимания восхитило его, заставив на мгновение забыть о боли.

        Хриплый кашель вперемешку с кровью напомнил ему о действительности. Он прислонился к стене и стал поспешно заглатывать пилюли, торопясь, пока сознание вновь не оставило его.

        Круг замкнулся, – думал он, ощущая, как вечный сон вкрадывается в его тело. – Круг замкнулся. Гибель рождает террор. Террор рождает страх. И этот страх будет осенен новыми предрассудками… Так было, и так пребудет вовеки… и теперь…

        Я – легенда. 

P.S. В общем какую аналогию я увидел между Робертом Невилом и Путиным В.В. – это два человек «старой формации живущие в в бункере» в т.ч. информационном. Различие лишь в том, что в его бункере есть красная кнопка….